Асклепий и Клио сидели в лаборатории, счастливые от встречи и немного печальные оттого, что скоро следующий порт. Следующий порт через неделю и, конечно, Асклепию придётся вернуться домой, и неизвестно, пустят ли его опять в античность. Но пока что он здесь, и разработки его тоже здесь, а главное – здесь Клио, его звёздочка, его любимый историк-социолог. Никогда она не интересовалась фармакологией всерьёз, но слушала замечательно (не на то ли историк, чтобы уметь слушать других?). Вот и сейчас, ещё не насмотревшись друг на друга всласть, она внимала, он же ей рассказывал о том, как совершенно случайно нашёл одну травку, многократным, сумасшедшим образом повышающую иммуномодулирующие свойства его прежней микстуры. Как они с Телесфором испытали полученное средство на старой, сплошь покрытой шрамами собаке, пришедшей в холмы умирать, и собака воспряла, встряхнулась и резво помчалась с холмов – вероятно, карать своих прежних губителей, что, по мнению стажёров, вполне справедливо. Как они заподозрили, что препарату, возможно, по силам помочь полукровкам – таким, как Асклепий, – обрести иммунитет современного уровня и более не опасаться сепсиса, ран, эпидемий. Как хочется, чтобы отец, и Телесфор, и Клио не переживали за него и за таких, как он. Как хочется довести испытания до конца, опубликовать отчёт и видеть гордость в глазах старого профессора Хирона… и как странно, что руководство запрещает опыты с умершими. Ведь уже были результаты, и какие результаты!

 

Заглянул Телесфор, второй врач-стажёр базы, ласково кивнул Клио: «Йо, малышка!», пустил в Асклепия самолётик, сложенный из официальной бумаги, и закрыл за собой дверь. Развернув самолётик, Асклепий вздохнул и положил бумагу на стол. В бумаге значилось, что «исторические возмущения в виде опытов д-ра Асклепия и д-ра Телесфора по воскрешению умерших естественной или насильственной смертью благополучно устранены группой специального назначения путём возвращения фактов к их состоянию на момент начала опытов». Бедный Ипполит. Бедный Орион… 

 

Он ходил и ходил, Клио молча сидела, отслеживала его альфа-ритмы и ждала. Клио всегда говорила немного и только по делу. Как историк она фиксировала факты, как социолог – анализировала их, а говорить не любила: знала, что речь – аппарат рудиментный и очень мало что меняет к лучшему; кроме того, свой отпечаток накладывало воспитание (у Клио были строгие родители), вот и не лезла историк с советами. Хотя так много знала, что каждое слово этой рыжей девушки было на вес золота… нет, осмия… полония… ну, в общем, дорогого стоило. Вот и сейчас, устав от бесцельных метаний, Асклепий, наконец, остановился перед ней и воскликнул: «Что скажешь?!».

 

– Всё просто, – ответила Клио. – Мы закончим опыт за неделю.

 

*    *    *

 

Над этим стоило подумать. Это выглядело жизнеспособно. Учитывая страстное желание второго стажёра довести испытание до конца, а также невероятную способность Клио впитывать любые знания в любых объёмах… попробовать стоило. Во-первых, ради полукровок, рождённых от смешанных браков представителей разных эпох и потому не обладавших способностью к ауторегенерации в полном объёме; а во-вторых – ради момента славы, и чтобы Клио непременно записала: всё, что запишет Клио – хоть на заборе, хоть на клочке туалетной бумаги, – обречено стать Историей, это все знают и просят черкнуть пару слов перед защитой диссертации или проекта. Был случай, когда непревзойдённый Арес предложил ей спор о том, кто победит в решающем бою: некто Красс или некто Спартак. «Победит генерал Красс: за ним и ты, и система», – ответила Клио, – «но гладиатор мне нравится больше». Под рукой не оказалось ни карандаша, ни поверхности, на которой можно было что-то написать, и Клио присела на корточки, макнула палец во влажную глину и начертала свой автограф на ладони Спартака. 

 

Они шли на риски. Риск навсегда утратить право работать в античности. Риск подорвать доверие коллег, большинство из которых приходились им хорошими товарищами. Риск огорчить учителей, о чём и думать не хотелось. И тем не менее они работали, опьянённые целью и несомненной близостью её достижения. Мер-Кюри по просьбе Клио усовершенствовал имплантант-переводчик, снабдив его способностью переводить языки флоры, и теперь изучение трав шло рекордными темпами. Инженер, в глубине души сочувствовавший молодым людям, по своему почину принёс мини-устройство для открытия портов, оставил его на столе и ушёл, провожаемый немым восхищением и благодарностью троицы. Теперь опыты не имели ограничений в пространстве и времени. Телесфор раз за разом фиксировал исчезновение побочных эффектов микстуры, вроде внезапного подключения к коллективному бессознательному и появления нового ряда зубов. Аполло делал вид, что ничего не замечает, хотя беспокойство его возрастало. Но истекала неделя, Асклепий должен был вот-вот отправиться домой, и Аполло удерживался от вмешательств в работу детей. Пусть порадуются напоследок…

 

Кто знает, какие границы перешагнули эти дерзкие в своём стремлении познать? Скольких существ мимоходом одарили бессмертием, какую бездну слёз осушили, сколько трагедий повернули вспять, сколько статей международного Кодекса нарушили? Кто знает, как близки они были к блистательному завершению своих трудов? По их довольным лицам недвусмысленно читалось: дело сделано.

 

*    *    *

 

И вот настал день порта. Прибыл инспектор отдела исторических последовательностей, принял отчёты для передачи их институтам, оформил досрочный отзыв стажёров Асклепия и Телесфора и выразил желание взглянуть на врачебную лабораторию. В просьбе не было ничего неожиданного. Материалы исследований Асклепий ещё накануне записал на маленький носитель и положил в карман, базу данных Телесфор подчистил, так что лаборатория была неуязвима, даже если б инспектору вздумалось учинить обыск. Поэтому стажёры с лёгким сердцем двинулись в лабораторию. Инспектор, кивнув своим мыслям, последовал за молодыми людьми. Он и сам понимал: это только формальность.

 

*    *    *

 

Транспортировка началась. Асклепий улыбнулся, Клио и Телесфор в который раз помахали ему. Начальник базы проворчал: «Надеюсь, это ненадолго». Он, как и все, был на стороне молодых и взыскующих и, как и все, с прохладцей относился к инспектору. Инспектор любил выявлять нарушителей и депортировать их за малейшее отклонение от Кодекса; это очень мешало работе и никому не импонировало.  Асклепий уже начал пересекать барьер, его образ заколыхался и постепенно бледнел, когда инженер Геф нахмурился и спросил, ни к кому персонально не обращаясь: «В чём дело?».

 

Все начали приглядываться к мельканию и только тогда заметили светлые искорки. Их не должно было быть. Что-то было не так. И тогда инспектор, тоже ни к кому не обращаясь, произнёс:

– Ничего особенного. Если, конечно, доктор-стажёр не имеет при себе материалов, запрещённых Кодексом.

– То есть? – Прошептал Аполло.

– Охотно поясню, – не торопясь ответил инспектор. – В связи с последними нарушениями отдел принял новые меры безопасности, ужесточив правила пересечения пространства-времени. Если вы имеете при себе материалы, признанные незаконными, они автоматически будут уничтожены. Что же до транспортируемого…